Наконец, стихи, существующие не только в звуке, но и в книге. Романсовость поэзии Булата очевидна, однако в традиционных рамках он настолько изобретателен и современен, что исключает всякие сомнения по поводу своей новизны и неповторимости. Его романс не жесток, а благороден. Стих прост, но никогда не банален. Воображение не улетает за облака и в то же время романтически приподнято.

Что же касается его «каталитического» влияния на самодеятельную песню, то оно оказалось просто феноменальным. Пример барда сподвигнул многих взяться за перо и гитару.

Как просто и как мудро пишет поэт о человеке:

ЧЕЛОВЕК

Дышит воздухом, дышит первой травой,

камышом, пока он колышется,

всякой песенкой, пока она слышится,

теплой женской ладонью над головой.

Дышит, дышит - никак не надышится.

Дышит матерью - она у него одна,

дышит родиной - она у него единственная,

плачет, мучается, смеется, посвистывает,

и молчит у окна, и поет дотемна,

и влюбленно недолгий свой век перелистывает.

(Русская советская поэзия 50-70х годов. Хрестоматия. Составитель И.И.Розанов. Минск: Вышэйшая школа, 1982)

Для отечественной культуры минувшего века Булат Окуджава, пожалуй, самая парадоксальная фигура. Столь же необходимая и неприкаянная, как его памятник в Москве. Видимо, настоящей поэзии ничего для себя не нужно, потому что поэзия не стяжание совершенства, а дар божий. Для того, что может осуществиться, поэзии не нужно.

Окуджава ускользает из воспоминаний. Кажется, к тому, что сказано им – не о себе, но от себя – не нужно никаких комментариев. Мемуарные мелочи и прочие пустяки только затемняют его образ. Память о нем постепенно сгущается в миф.

Великий русский поэт… литературные либералы иронически скривятся, не принимая к нему определения великий; этнические патриоты агрессивно набычатся, оспаривая его право на титул русский; те и другие предпочли бы числить его в известных бардах, но не им его судить…

Отчуждение его от среды началось задолго до смерти. В одном из сборных концертов, в которых он, уставший от публичности, участвовал скорее по долгу, чем по желанию, случился показательный казус. Один из бардов, от избытка чувств и при нехватке вкуса, сочинил из отголосков авторской песни нечто похожее на пародию. И проникновенно спел, как летит в небесах лебединая стая, и впереди вожак, которого зовут Булатом… А потом на сцену вышел Окуджава, предыдущего певца не слышавший, и словно по наитию исполнил песню о дураках:

Дураки любят собираться в стаю.

Впереди – главный во всей красе.

В детстве я думал, что однажды встану,

а дураков нету: улетели все.

Восторг публики был неописуем… В самом деле, очень смешно. И очень грустно. Ибо искажение смысла и извращение образов его поэзии преследовало поэта всю жизнь. Самые светлые его строки, превратно отражаясь в кривых зеркалах пересудов, возвращались наветами. Истинной причиной всех нападок была не поэтика, но этика поэта. Ему не могли простить чувства собственного достоинства, редкого по всем временам. Независимость воспринималась как вызов системе. Когда Окуджава призывал всех людей доброй воли взяться за руки, руководящие лица не подавали ему руки. Когда же новые времена связали сильных мира сего круговой порукой, Окуджава оказался вне замкнутого круга. И еще более одиноким и уязвимым, чем в годы идеологических гонений.

Окуджава умер в Париже 12 июня 1997 года. Лет ему было не так уж и много. Сердце не выдержало разочарований во времени и в современниках. Пришла юная и наглая свобода, - и ушла старая добрая надежда. Случилось что-то не то и не так. Роковой поединок с подлостью не состоялся. Дантес поднял пистолет… а потом отвел в сторону, пристрелил пробегавшую мимо собаку, сел в джип с охраной и укатил в свой офис на Арбате; по дороге по мобильнику позвонил куда надо и заказал черный пиар на члена литфонда Б.Ш. Окуджаву, имевшего некогда неосторожность написать строчку о комиссарах в пыльных шлемах.

Чем он жил в последние годы? Он больше не питал иллюзий, не подкармливал прекрасных грез гитарными аккордами. Вспоминал минувшее и поминал ушедшее; сочинял стихи о розе, стоявшей на его столе в склянке темного стекла из-под импортного пива. О последней срезанной им в саду розе, роняющей вянущие лепестки цвета запекшейся крови на белый лист с неровными строчками:

Ну а покуда мы жизнь свою тешим

и притворяемся, будто творим,

всё – в лепестках ее неоскудевших:

страсть, и разлука, и вечность, и Рим.

Похожие статьи:

Место малых жанров в творчестве Хиркити.
В уйгурском литературоведении малые стихотворные формы (газели, рубай, мухаммасы, месневы и т.д.) как вопросы их происхождения так и вопросы об их главных особенностях, предметом специального изучения не являлись. Единственно здесь можно ...

Иисус Христос как символ лирики А.Блока
Важные жизненные вехи А. А. Блока нашли органичное отражение в его творчестве: едва ли не все ключевые моменты блоковской биографии можно проиллюстрировать поэтическими строками. Вообще в его поэтике четко прослеживается путь духовных пер ...

Употребление местоимений
Следует отметить широкое употребление в тексте указательных местоимений множественного числа СИИ (эти): сии же князь велики. В тексте можно встретить употребление личного местоимения АЗЪ, которому в современном русском языке соответствуе ...