Так откуда же горечь и ирония?

Перечитаем предпоследний абзац: «мирный круг честных контрабандистов», «гладкий источник», «их спокойствие». Здесь, что ни слово — то противоречие. Жизнь контрабандистов преступна, полна опасности (стоит только вспомнить лодку, плывшую по бушующему морю, людей, покидающих дом из-за угрозы разоблачения).

Разве Печорин не знает этого? Он сам наблюдает за движением этой лодки «с невольным биением сердца»; он сам дразнит девушку упоминанием о коменданте. И, тем не менее, на первый план он выдвигает «мирную» сторону их жизни, гладкость и покой. Почему? Уж не зависть ли это? Зависть к жизни преступной, опасной, но все же жизни, со своим укла­дом, бытом, ритмом, домом, человеческими связями? (Вспом­ним опять, как раскладывал он вещи в хате, намереваясь про­быть в ней всего несколько часов — не тоска ли это по дому, по быту?). Себя же называет он «камнем», нарушившим это спокойствие. Хотел он этого? Нет. Иначе ему не было бы так грустно. Получилось это случайно? Нет, он был слишком акти­вен.

Остается одно: ему хотелось быть с ними. Он потому и странствовал за ними, что хотел перестать странствовать, устал от неприкаянности, от бездомности. Он хотел их жизни, жизни, которой правит не «казенная надобность», а собствен­ная воля.

Но ничего не вышло. Та жизнь вытолкнула его, и он вновь обречен на странствия. Даже к исходной точке он не возвра­щается. Если поначалу он был владельцем каких-то личных вещей, если были какие-то связи (кинжал — подарок прияте­ля), то и их не стало. Его вмешательство привело к тому, что из жизни вытолкнуты и другие люди. Невыразимым сочувст­вием к слепому мальчику проникнута сцена расставания с ним Янко и ундины.

Что же, кроме горечи, иронии может звучать в последней самооценке?

Если положено тебе судьбой быть странником — будь им. Любая твоя попытка сломить судьбу приведет к тому, к чему привела.

Но разве причина такого финала заключалась только в со­противлении контрабандистов?

Конечно, контрабандисты — это не его круг. Потому они и сопротивляются так отчаянно. Но вспомним Бэлу. Она любила Печорина, и ее сопротивление было быстро сломано — а ре­зультат тот же. (Может быть, оттого и странный смех Печо­рина, от которого у Максима Максимыча «мороз пробежал по коже»).

Еще не столкнувшись с объективным сопротивлением, Пе­чорин споткнулся о внутреннюю перегородку. Он первый сказал жизни: надоело. После сцены чаепития он действует уже машинально, будто по обязанности, отвечая просто на вызов конкретной жизненной ситуации.

Был момент, когда душа могла избавиться от своего стран­ничества, но «царствует в душе какой-то холод тайный», а этот момент обернулся «комедией», которая начала «надое­дать». После этой сцены в нем чувствуется надлом. Событий­ный сюжет начинает стремительно раскручиваться, спешит к кульминации и развязке, но для героя пик внутреннего инте­реса к происходящему уже пройден. Событийная «загадка» оказалась несложной. Но подлинная загадка: как преодолеть силу судьбы, как избавить душу от странничества — вновь не поддалась.

Похожие статьи:

«Фаталист».
Схватка героя романа с судьбой наиболее прямое выраже­ние получает в «Фаталисте». Вопрос о предопределении – вопрос философский. Но в 30-40-е годы прошлого века в связи со сложными условиями исторической жизни общества он утратил отвлече ...

Символы, не связанные с образом дома
В пьесах Чехова важную роль играет образ времени и изменений, с ним связанных. В «Чайке» часы и время связаны в первую очередь с Треплевым. В начале пьесы он постоянно смотрит на часы, ожидая начало своего спектакля. При этом Чехов делае ...

Виссарион Григорьевич Белинский
Виссарион Григорьевич Белинский (1811–1848) – пламенный публицист, литературно-художественный критик, страстный защитник идей революционной демократии. Литературная деятельность В.Г. Белинского содействовала реализации задачи, поставленн ...