В последние часы Марфы Яков думает о ней, как о клиентке, а до этого не думал о ней вообще. Теперь у него появился профессиональный интерес, делает гроб («Хорошая работа!»), а затем со вздохом заносит 2 рубля 40 копеек в свою книжку в статью убытков. Бронза смотрит на мир сквозь бухгалтерские счета. Даже пробудившееся у него в конце рассказа ощущение красоты внешнего мира не мешает ему оценивать эту красоту с точки зрения материальной выгоды: «он недоумевал, как это вышло так, что за последний срок или пятьдесят лет своей жизни он ни разу не был на реке, а если, может, и был, то не обратил на нее внимания? Ведь река порядочная, не пустячная; на ней можно было бы завести рыбные ловли, а рыбу продавать купцам, чиновникам и буфетчику на станции и потом класть деньги в банк».(303)

И Пушкин и Чехов в своих произведениях достигают одного итога: преодоление отношения к людям, как к клиентам, и в результате – очеловечивание героев. Только у Пушкина это показано как результат, а у Чехова – как процесс.

Сознание захмелевшего Андрияна раздваивает действительность на явь и вымысел, когда же они снова совпадают и мир становится единым, герой уже не тот, что прежде. «Гробовщик» начинается с угрюмости Андрияна, а заканчивается его веселым настроением. Если судить о герое по первым строчкам, то можно предположить, что только смерть купчихи способна привести его в хорошее расположение духа. Но в конце истории оказывается, что Трюхина жива, и гробовщик становится весел и даже рад, что похорон не было. Его мысли обращены теперь не к смерти и клиентам, а к живым и близким: “скорее чаю, да позови дочерей”- последние слова повести (87).

В видении после похорон жены Марфы Якову «какие-то морды шепчут ему про убытки: «Вечером и ночью мерещились ему младенчик, верба, рыба, битые гуси, и Марфа, похожая в профиль на птицу, которой хочется пить, и бледное, жалкое лицо Ротшильда, и какие-то морды надвигались со всех сторон и бормотали про убытки» (304). В размышлениях прозаического чеховского гробовщика появились надвигающиеся морды как отголоски видений пушкинского гробовщика. Якова Бронзу обступают его «материализованные» мысли, как Андрияна – его «клиенты», пришедшие на новоселье, и возникает та же «дьявольщина» наваждения. Младенчик, верба – это из воспоминаний Марфы о прошлом, которым Яков не верил и говорил: «Это тебе мерещится» (301). Этот мир, которого для Якова будто и не было, но ночью он сам об этом вспоминает, и ему тоже начинает мерещиться: «Вечером и ночью мерещились ему младенчик, верба…» – до надвигающихся морд. Раздвоившееся сознание Якова создает двоемирие с пушкинскими предметами: реальность убытков и наваждением, именуемым у Пушкина «дьявольщиной»

В рассказе Чехова с наваждения начинается процесс преображения Якова. Постепенно он вспоминает то одно, то другое из прошлой жизни с Марфой, когда их связывала что-то человеческое. Так он выходит на новый уровень отношений с людьми, что показано как итог на примере его изменившихся отношений с евреем Ротшильдом. Итог тем более знаменательный, что Ротшильд был для него самым ненавистным из людей. Ротшильд впервые становится интересным Якову как человек – и даже не просто человек, а «брат». «Захворал, брат», - говорит ему Яков, и это слово в чеховском тексте особенно полновесно: оно делает невозможным упоминание уличного прозвища гробовщика, которого теперь в рассказе называют только Яковом. Яков перестает быть «Бронзой», очеловечивается, и тому дается свой ряд примет: он плаче, говорит с Ротшильдом «ласково» и т.д. Под «бронзой» обнаруживается душа, которая потом переходит в музыку и остается жить в печальной мелодии, продолжающей звучать в городе.

Похожие статьи:

Почему Онегин обречен на одиночество? (По роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин»)
Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин» – произведение необычное. В нем мало событий, много отступлений от сюжетной линии, повествование как будто оборвано на половине. Вызвано это скорее всего тем, что Пушкин в своем романе ставит принципиа ...

Немного истории.
Анакреон был виднейшим представителем древнегреческой лирики VI и начала V в. до н.э., родом из малоазиатского города Теоса. В эпоху политических и социальных переворотов, когда на глазах Анакреона часто падали одни и возвышались другие, ...

Анненский как символист
Мне надо дымных туч с померкшей высоты, Круженья дымных туч, в которых нет былого, Полузакрытых глаз и музыки мечты, И музыки мечты, еще не знавшей слова . О, дай мне только миг, но в жизни, не во сне, Чтоб мог я стать огнем или сгор ...