Традиции русской литературы в творчестве Пелевина. Адекватность автора
современной отечественной литературной и социально-политической ситуации.Страница 1
Поднимая тему литературных предшественников Виктора Пелевина, тех, кто оказал на него наибольшее влияние и в то же время предвосхитил его появление, нужно заметить, что на этот счет у литературной критики имеются самые разнообразные взгляды. Единство наблюдается в одном случае – практически все эксперты отмечают в романе «Чапаев и Пустота» (и часто объединяемым с ним рассказом «Хрустальный мир») влияние писателей начала XX века, и литературного века Серебряного – Блока, Булгакова, Леонида Андреева. Но эти параллели имеют свою обусловленность – действие романа происходит в 1919 году, поэтому понятно, что Пелевин рисует эпоху со слов ее современников.
«Политическая тематика с фантастико-социальным уклоном у Пелевина сочетается с тяжеловатой мистикой в рассказе «Хрустальный мир», в котором явно прослеживаются булгаковские реминисценции и булгаковская стилистика, - пишет Анна Соломина. – Юнкеры, защищающие Смольный от древнего демона Ульянова-Ленина и нюхающие кокаин под декламацию Блока – образ, страшновато продолживший смысл и эмоциональность «Белой гвардии» и «Морфия»[xxxiv].
«Кстати, Петр Пустота и стилем личности, и двойственным поведением своим (монархист на службе у красных) напоминает героя очерка Александра Блока «Русские дэнди» – как известно, В. Стенича, - уточняет Ирина Роднянская. – Который разыгрывал Блока рассказами о мнимом совращении молодых рабочих и крестьян разочарованной интеллигентской молодежью, такою, как он, сам же прекрасно ладил с новой властью. «Ведь мы пустые, совершенно пустые», - вот еще одна книжная страница, негаданно раскрывшаяся в нужном месте. Мне даже показалось, что в главах, где рассказ ведется от лица Петра, Пелевин старается подражать слогу и колориту этого блоковского эссе. И небезуспешно – хоть слов «эйфория», «самоидентификация» и «практически» следовало бы избегать»[xxxv].
Более банально оценивает «корни» Пелевина Семен Ульянов: «По духу и претензиям Пелевин имеет, на мой взгляд, прямого предшественника – Леонида Андреева. Я даже подумал, не есть ли он реинкарнация Андреева? Или они друг другу снятся? Кстати, критика начала века не испытывала никаких иллюзий относительно автора «Иуды Искариота». Сто лет назад умели отделять зерна от пелевиных»[xxxvi].
«Если мы проследим историю культовых интеллигентских книжек, то «Чапаев и Пустота» вполне встанут в определенный ряд, - развивает мысль Александр Закуренко. – «Иуда Искариот» Л. Андреева, «Хулио Хуренито» Эренбурга, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Альтист Данилов» Орлова. Все эти книги объединяет то, что Г. Флоровский назвал «мистической безответственностью».
В уже подробно рассмотренном нами очерке «Синдром Пелевина», Павел Басинский сравнивает Пелевина с Чернышевским, дав даже эпиграф из «Что делать?» к своему тексту: «У меня нет ни тени художественного таланта…но это все-таки ничего…».
«В середине прошлого века «интеллектуальной попсой» из разночинцев были выдвинуты Добролюбов и Чернышевский, а также примкнувший к ним Некрасов…Сравнение Пелевина с Чернышевским только на первый взгляд кажется странным. И литературно, и общественно они очень близки как две культовые фигуры «смешанных» социальных эпох, когда в читательском мире обнаруживается множество трещин и разрывов…Кстати, Чернышевский тоже понимал, что писатель он «плохой». Но, как заметила литературовед Ирина Паперно, «идея плохого писателя, но есть автора эстетически слабого, практического человека, не поэта, стала неотъемлемой частью его модели»[xxxvii].
Из современных авторов Пелевина чаще всего сравнивают с Венедиктом Ерофеевым («по признаку народности», как выразился Сергей Корнев), и «великим и ужасным» Владимиром Сорокиным. О последнем – разговор особый. Писатели появились в отечественной литературе примерно одновременно, и оба сразу вызвали бурную реакцию со стороны критиков и общественности. Но если Сорокин так и не вышел за пределы своей надуманной «избранности», то Пелевин пошел «в массы». Тем не менее, очень часто этих двух писателей называют друг за другом[xxxviii].
«Интеллигентные московские и питерские семьи рушатся, не выдержав накала дискуссий о том, какой писатель лучше – Вл. Сорокин или В. Пелевин. Как это все-таки трогательно. Может быть, это последняя цитадель традиционной русской духовности», - рассказывает составительница «Букваря Новых русских» Екатерина Метелица в интервью журналу «Культ личностей»[xxxix].
Похожие статьи:
Отец Горио. Роман (1834—1835)
Главные события происходят в пансионе мамаши Воке. В конце ноября 1819 г. здесь обретаются семь постоянных «нахлебников»: на втором этаже — юная барышня Викторина Тайфер с дальней родственницей мадам Кутюр; на третьем — отставной чиновник ...
Эмма Бовари – центральный образ романа
Таков фон, на котором развертывается история главной героини – мадам Бовари. Отношение автора к героине двойственно. Когда Флобер исходит из оценки той среды, в которой задыхается мадам Бовари и которую сам Флобер тоже ненавидит, он ей со ...
Новая эпоха в русской литературе на рубеже XIX-XX веков. Задачи перед русской
литературой
Начавшийся в России на рубеже двух веков третий, пролетарский период русского освободительного движения обусловил принципиально новый этап развития русской литературы. В эти годы перед русской социал-демократией встали задачи, какие еще н ...