В «Истории» рассказывается о восстании иудеев против римской власти, полном героизма и окончившемся трагически. Иосиф был одним из предводителей восставших, но после гибели своих войск предпочел смерти римский плен, и постепенно достиг уважения своих победителей. Он стал свидетелем падения нескольких иудейских городов и длительной и успешной осады самого Иерусалима.

В «Истории» представление о воинском подвиге как испытании мужественности и о самопожертвовании соединяются в новом ракурсе: быстро становится понятно, что восстание обречено на поражение, но иудеи отказываются сдаться и предпочитают смерть пленению, которое означает для них потерю веры, родины и храма: «Аще и беда случится нам, сладку смерть да приметь пред святыми враты. И душу свою положим ни за жены, ни за дети, но за бога и за цьркъвь».

Их сопротивление отчаяния противопоставляется римской науке войны, подчиненной жесткой дисциплине и основанной на укреплении боевого духа. Иосиф восхищается римлянами и сам старается обучить вверенное ему иудейское войско по римскому образцу. Особая роль отводится римским военачальникам Веспасиану и его сыну Титу. Позднее с Веспасианом был сравнен Александр Невский в «Житии Александра Невского».

В «Истории» рассказывается о героизме римлян и иудеев, как военачальников, так и рядовых воинов. В оппозиции двух типов мужественности на стороне римлян – знание и вера в победу, на стороне иудеев – вера отцов и стремление умереть за нее. В Масаде, одном из последних оплотов восстания, все население города-крепости (в том числе женщины и дети) отказывается сдаваться в плен и совершает массовое самоубийство по призыву своего военачальника: «Свобода есть мужеска смерть съ возлюбленными своими… Тако время и богъ посла на ны, тако римляне не хотять, но блядуть, да никто же нас не умреть пред плененимь, но потеснимся упредити упование ихь и въ веселиа место, ему же надеются обрести нашимь пленениемь, да ужасъ приимуть и подивятся нашему твердосердию!».

Восставшие становятся мучениками. Смерть для них – и очищение от грехов, в числе которых – осквернение иерусалимского храма, являющихся истинной причиной поражения и, первоначально, вторжения римлян: «Но богъ осудилъ того града за разноличныя грехы в живущих в них, и, хотя очистити святая огнемь». Это представление сродни учению о бедствиях, в том числе и нашествии врагов, как казнях божиих, подробно развитое в древнерусской литературе. Иудеи наказываются не только за отступление от веры от благочестия предков, но и, в христианском представлении, за неприятие и распятие ими Христа.

Отечественный автор воспринимает и развивает словарь соответствующей жанру воинской повести лексики, он разрабатывает воинские формулы, которые получили долгую жизнь в древнерусской литературе, развивает образы и символику воинской повести.

Но «История» не знает некоторых важных мотивов более поздней оригинальной древнерусской воинской повести. Так, она не знает мученичества за веру в ее христианском выражении, подразумевающем подражание Христу.

В древнерусской воинской повести использовались все достижения автора отечественного перевода «Истории Иудейской войны», но понимание воинского подвига приобрело новую глубину: самоотверженность иудеев соединилась с мужественной доблестью римлян, и развился новый образ воина, который соединял в себе мифологичность Девгения и богатырей и христианскую жертвенность Бориса и Глеба или святого Егория Победоносца. Благодаря этому такое естественное, гендерно определенное представление о мужчине как воине обогатилось толкованием воинского подвига как подвига христианского мученичества.

Не зря Русь быстро приняла с большим трудом давшийся Византии постулат о том, что воин, погибший на поле брани, является мучеником за Христа. Новое понимание воинского подвига оправдывает воинское служение и предоставляет ему новый статус – статус святости, что позволяет сформировать пантеон отечественных святых, основанием которого становится, наряду с монахом-подвижником, воин-мученик, в образе которого реализуется представление о княжеской и, шире, мирской святости. Новое понимание воинского подвига зиждется на представлении о вольном самопожертвовании как подражании Христу, что является новой ступенью в развитии категории жертвенности.

Похожие статьи:

Второе рождение Л.Н.Толстого
Сознательная жизнь Толстого – если считать, что она началась с 18 лет – подразделяется на две равные половины по 32 года, из которых вторая отличается от первой как день от ночи. Речь идет об изменении, которое является одновременно духов ...

Анализ стихотворения А.С. Пушкина «К***» («Я помню чудное мгновенье…») (вместо анализа стихотворения «Я вас любил…»)
Среди шедевров Пушкинской любовной лирики стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» – одно из самых проникновенных, трепетных, гармоничных. Здесь чувства без остатка растворены в словах, а слова как бы сами просятся, ложатся на музыку. Э ...

Образ Сони в повести Л. Улицкой «Сонечка»
Все женщины-героини произведений Ф.М. Достоевского чем-то похожи друг на друга. Но в каждом последующем произведении гениальный писатель дополняет новыми чертами уже известные нам образы. В русской литературе есть образы женщин, которые р ...